Главная » Насосы » Дневник ирины кнорринг. Смотреть что такое "Кнорринг, Ирина Николаевна" в других словарях

Дневник ирины кнорринг. Смотреть что такое "Кнорринг, Ирина Николаевна" в других словарях

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ирина Кнорринг

Ирина Кнорринг, 1925 год.
Имя при рождении:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Псевдонимы:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Полное имя	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:
Дата смерти:
Гражданство (подданство):	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:
Годы творчества:	с Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). по Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Направление:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Жанр:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Язык произведений:
Дебют:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Произведения]] в Викитеке
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ири́на Никола́евна Кно́рринг (4 мая , в помещичьем имении, в селе Елшанка, Самарская губерния - 23 января , Париж) - русская поэтесса .

Биография

Ирина Николаевна Кнорринг родилась 21 апреля (4 мая по новому стилю) 1906 г. в селе Елшанка Самарской губернии, в родовом поместье семьи Кноррингов. Отец Ирины Николай Николаевич Кнорринг происходил из дворянского рода поволжских немцев , мать Мария Владимировна (урожденная Щепетильникова) была дочерью статского советника . Когда родилась Ирина, её родители были студентами: Мария Владимировна училась на Высших женских курсах в Москве; Николай Николаевич – на историко-филологическом факультете Московского университета . Первые годы Ирина росла в семье дяди и тети, дом которых находился рядом с их домом в Елшанке. После окончания университета Н. Н. Кнорринг был направлен в Харьков на должность директора гимназии. Вскоре туда переехала и его семья, каждое лето приезжавшая на каникулы в Елшанку. В возрасте четырех лет Ирина научилась читать и писать; в восемь лет начала писать стихи.

Осенью 1926 г. Ирина познакомилась с поэтом Юрием Софиевым . Весной 1927 г. Ирина, давно страдавшая постоянной жаждой, недомоганием и сонливостью, обратилась к врачу, и ей был поставлен диагноз «диабет ». Когда Ю. Софиев делал предложение Ирине, он уже знал, какую ответственность брал на себя. 20 января 1928 г. Ирина и Юрий повенчались. Таинство совершал о. Георгий Спасский, основатель и настоятель первой русской православной церкви в Бизерте, знавший Ирину со времен Сфаята. При венчании он обратился к ним с такими словами: «У Ирины... очень поэтическая душа. Но всегда очень грустна её муза. От вас, Юрий Борисович, зависит, чтобы на её лире зазвучали другие ноты». После заключения брака Ирина взяла фамилию мужа, но стихи подписывала по-прежнему «Ирина Кнорринг». 19 апреля 1929 г. родился сын Игорь. Жизнь Ирины приобрела новый смысл и заботы, она приспособилась к ежедневным уколам, пробам на сахар, ограничениям в питании, режиму дня.

Еще будучи в Тунисе, Ирина посылала свои стихи в различные журналы и имела первый опыт публикаций. При жизни поэтессы её стихи были напечатаны на страницах эмигрантских газет и журналов: «Годы», «Грани», «Звено», «Новое русское слово », «Новый журнал », «Перезвоны» , «Последние новости», «Россия и славянство», «Русские записки», «Своими путями», «Студенческие годы», «Эос»; включены в поэтическую антологию «Якорь». В 1931 г. вышел первый поэтический сборник «Стихи о себе», в 1939 году, незадолго до войны вышел второй сборник «Окна на Север».

В 1930-е годы Ирина отошла от литературно-общественных дел, хотя стихи писала до последних месяцев своей жизни. С 1917 по 1940 год поэтесса вела дневник, который она назвала «Повесть из собственной жизни».

Семья

Отец Кнорринг, Николай Николаевич - писатель и историк
Муж Софиев, Юрий Борисович - поэт (1899–1976)

Примечание

При написании статьи использован очерк И. М. Невзоровой «Глубокая мысль моей души…» («Повесть из собственной жизни. Дневник.» В 2 томах. М.: Аграф, 2009-2013. Том 1)

Библиография

Публикации в антологиях зарубежной поэзии - «Якорь» , «На Западе» , «Муза диаспоры» .
«Стихи о себе» , Париж, 1931, 300 экз.
«Окна на Север» , Вторая книга стихов, Париж, 1939.
«После всего» , Париж, 1949.
«Сборник стихов» , Алма-Ата, 1963 (издано Ю. Б. Софиевым)
«Новые стихи» , предисл. А. Жовтиса., серия «Новые стихи», Алма-Ата, 1967. С. – 225
«Повесть из собственной жизни. Дневник.» В 2 томах. М.: Аграф, 2009-2013. ISBN 978-5-7784-0366-6, ISBN 978-5-7784-0434-2

Напишите отзыв о статье "Кнорринг, Ирина Николаевна"

Ссылки

Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. - М . : РИК «Культура», 1996. - XVIII, 491, с. - 5000 экз. - ISBN 5-8334-0019-8.
(эссе В. Ходасевича - критические замечания о «женских стихах» и попутно о поэзии Ирины Кнорринг )
Стихи в SouLibre

Отрывок, характеризующий Кнорринг, Ирина Николаевна

– Просто сработала, видимо, у кого-то когда-то родовая память, и человек вспомнил – было когда-то что-то несказанно великое, Богами подаренное. А вот ЧТО – не в силах понять... Так и ходят столетиями «искатели» неизвестно зачем и кружат кругами. Будто наказал кто-то: «пойди туда – не знаю куда, принеси то – не ведомо что»... Знают только, что сила в нём скрыта дюжая, знание невиданное. Умные за знанием гоняются, ну а «тёмные» как всегда пытаются найти его, чтобы править остальными... Думаю, это самая загадочная и самая (каждому по-своему) желанная реликвия, существовавшая когда-либо на Земле. Теперь всё только от тебя будет зависеть, светлая моя. Если меня не станет, ни за что не теряй его! Обещай мне это, Мария...
Магдалина опять кивнула. Она поняла – то была жертва, которую просил у неё Радомир. И она ему обещала... Обещала хранить удивительный Ключ Богов ценой своей собственной жизни... да и жизни детей, если понадобится.
Радомир осторожно вложил зелёное чудо ей в ладонь – кристалл был живым и тёплым...
Ночь пробегала слишком быстро. На востоке уже светало... Магдалина глубоко вздохнула. Она знала, скоро за ним придут, чтобы отдать Радомира в руки ревнивых и лживых судей... всей своей чёрствой душой ненавидевших этого, как они называли, «чужого посланника»...
Свернувшись в комок меж сильных рук Радомира, Магдалина молчала. Она хотела просто чувствовать его тепло... насколько это ещё было возможно... Казалось, жизнь капля за каплей покидала её, превращая разбитое сердце в холодный камень. Она не могла дышать без него... Этого, такого родного человека!.. Он был её половиной, частью её существа, без которого жизнь была невозможна. Она не знала, как она будет без него существовать?.. Не знала, как ей суметь быть столь сильной?.. Но Радомир верил в неё, доверял ей. Он оставлял ей ДОЛГ, который не позволял сдаваться. И она честно пыталась выжить...
Несмотря на всю нечеловеческую собранность, дальнейшего Магдалина почти не помнила...

Она стояла на коленях прямо под крестом и смотрела Радомиру в глаза до самого последнего мгновения... До того, как его чистая и сильная душа покинула своё ненужное уже, умершее тело.На скорбное лицо Магдалины упала горячая капля крови, и слившись со слезой, скатилась на землю. Потом упала вторая... Так она стояла, не двигаясь, застывшая в глубочайшем горе... оплакивая свою боль кровавыми слезами...
Вдруг, дикий, страшнее звериного, крик сотряс окружающее пространство... Крик был пронзительным и протяжным. От него стыла душа, ледяными тисками сжимая сердце. Это кричала Магдалина...
Земля ответила ей, содрогнувшись всем своим старым могучим телом.
После наступила тьма...
Люди в ужасе разбегались, не разбирая дороги, не понимая, куда несут их непослушные ноги. Будто слепые, они натыкались друг на друга, шарахаясь в разные стороны, и снова спотыкались и падали, не обращая внимания на окружаюшее... Всюду звенели крики. Плачь и растерянность объяли Лысую Гору и наблюдавших там казнь людей, будто только лишь теперь позволив прозреть – истинно увидеть ими содеянное...
Магдалина встала. И снова дикий, нечеловеческий крик пронзил усталую Землю. Утонув в рокоте грома, крик змеился вокруг злыми молниями, пугая собою стылые души... Освободив Древнюю Магию, Магдалина призывала на помощь старых Богов... Призывала Великих Предков.
Ветер трепал в темноте её дивные золотые волосы, окружая хрупкое тело ореолом Света. Страшные кровавые слёзы, всё ещё алея на бледных щеках, делали её совершенно неузнаваемой... Чем-то похожей на грозную Жрицу...
Магдалина звала... Заломив руки за голову, она снова и снова звала своих Богов. Звала Отцов, только что потерявших чудесного Сына... Она не могла так просто сдаться... Она хотела вернуть Радомира любой ценой. Даже, если не суждено будет с ним общаться. Она хотела, чтобы он жил... несмотря ни на что.

Но вот прошла ночь, и ничего не менялось. Его сущность говорила с ней, но она стояла, омертвев, ничего не слыша, лишь без конца призывая Отцов... Она всё ещё не сдавалась.
Наконец, когда на дворе светало, в помещении вдруг появилось яркое золотое свечение – будто тысяча солнц засветила в нём одновременно! А в этом свечении у самого входа возникла высокая, выше обычной, человеческая фигура... Магдалина сразу же поняла – это пришёл тот, кого она так яро и упорно всю ночь призывала...
– Вставай Радостный!.. – глубоким голосом произнёс пришедший. – Это уже не твой мир. Ты отжил свою жизнь в нём. Я покажу тебе твой новый путь. Вставай, Радомир!..
– Благодарю тебя, Отец... – тихо прошептала стоявшая рядом с ним Магдалина. – Благодарю, что услышал меня!
Старец долго и внимательно всматривался в стоящую перед ним хрупкую женщину. Потом неожиданно светло улыбнулся и очень ласково произнёс:
– Тяжко тебе, горестная!.. Боязно... Прости меня, доченька, заберу я твоего Радомира. Не судьба ему находиться здесь более. Его судьба другой будет теперь. Ты сама этого пожелала...
Магдалина лишь кивнула ему, показывая, что понимает. Говорить она не могла, силы почти покидали её. Надо было как-то выдержать эти последние, самые тяжкие для неё мгновения... А потом у неё ещё будет достаточно времени, чтобы скорбеть об утерянном. Главное было то, что ОН жил. А всё остальное было не столь уж важным.
Послышалось удивлённое восклицание – Радомир стоял, оглядываясь, не понимая происходящего. Он не знал ещё, что у него уже другая судьба, НЕ ЗЕМНАЯ... И не понимал, почему всё ещё жил, хотя точно помнил, что палачи великолепно выполнили свою работу...

– Прощай, Радость моя... – тихо прошептала Магдалина. – Прощай, ласковый мой. Я выполню твою волю. Ты только живи... А я всегда буду с тобой.
Снова ярко вспыхнул золотистый свет, но теперь он уже почему-то находился снаружи. Следуя ему, Радомир медленно вышел за дверь...
Всё вокруг было таким знакомым!.. Но даже чувствуя себя вновь абсолютно живым, Радомир почему-то знал – это был уже не его мир... И лишь одно в этом старом мире всё ещё оставалось для него настоящим – это была его жена... Его любимая Магдалина....
– Я вернусь к тебе... я обязательно вернусь к тебе... – очень тихо сам себе прошептал Радомир. Над головой, огромным «зонтом» висела вайтмана...
Купаясь в лучах золотого сияния, Радомир медленно, но уверенно двинулся за сверкающим Старцем. Перед самым уходом он вдруг обернулся, чтобы в последний раз увидеть её... Чтобы забрать с собою её удивительный образ. Магдалина почувствовала головокружительное тепло. Казалось, в этом последнем взгляде Радомир посылал ей всю накопленную за их долгие годы любовь!.. Посылал ей, чтобы она также его запомнила.
Она закрыла глаза, желая выстоять... Желая казаться ему спокойной. А когда открыла – всё было кончено...
Радомир ушёл...
Земля потеряла его, оказавшись его не достойной.
Он ступил в свою новую, незнакомую ещё жизнь, оставляя Марии Долг и детей... Оставляя её душу раненой и одинокой, но всё такой же любящей и такой же стойкой.
Судорожно вздохнув, Магдалина встала. Скорбеть у неё пока что просто не оставалось времени. Она знала, Рыцари Храма скоро придут за Радомиром, чтобы предать его умершее тело Святому Огню, провожая этим самым его чистую Душу в Вечность.

Первым, конечно же, как всегда появился Иоанн... Его лицо было спокойным и радостным. Но в глубоких серых глазах Магдалина прочла искреннее участие.
– Велика благодарность тебе, Мария... Знаю, как тяжело было тебе отпускать его. Прости нас всех, милая...
– Нет... не знаешь, Отец... И никто этого не знает... – давясь слезами, тихо прошептала Магдалина. – Но спасибо тебе за участие... Прошу, скажи Матери Марии, что ОН ушёл... Что живой... Я приду к ней, как только боль чуточку утихнет. Скажи всем, что ЖИВЁТ ОН...
Больше Магдалина выдержать не могла. У неё не было больше человеческих сил. Рухнув прямо на землю, она громко, по-детски разрыдалась...
Я посмотрела на Анну – она стояла окаменев. А по суровому юному лицу ручейками бежали слёзы.
– Как же они могли допустить такое?! Почему они все вместе не переубедили его? Это же так неправильно, мама!.. – возмущённо глядя на нас с Севером, воскликнула Анна.
Она всё ещё по-детски бескомпромиссно требовала на всё ответов. Хотя, если честно, я точно так же считала, что они должны были не допустить гибели Радомира… Его друзья... Рыцари Храма... Магдалина. Но разве могли мы судить издалека, что тогда было для каждого правильным?.. Мне просто по-человечески очень хотелось увидеть ЕГО! Так же, как хотелось увидеть живой Магдалину...
Наверно именно поэтому, я никогда не любила погружаться в прошлое. Так как прошлое нельзя было изменить (во всяком случае, я этого сделать не могла), и никого нельзя было предупредить о назревавшей беде или опасности. Прошлое – оно и было просто ПРОШЛЫМ, когда всё хорошее или плохое давно уже с кем-то случилось, и мне оставалось лишь наблюдать чью-то прожитую хорошую или плохую, жизнь.
И тут я снова увидела Магдалину, теперь уже одиноко сидевшую на ночном берегу спокойного южного моря. Мелкие лёгкие волны ласково омывали её босые ноги, тихо нашёптывая что-то о прошлом... Магдалина сосредоточенно смотрела на огромный зелёный камень, покойно лежавший на её ладони, и о чём-то очень серьёзно размышляла. Сзади неслышно подошёл человек. Резко повернувшись, Магдалина тут же улыбнулась:
– Когда же ты перестанешь пугать меня, Раданушка? И ты всё такой же печальный! Ты ведь обещал мне!.. Чему же грустить, если ОН живой?..
– Не верю я тебе, сестра! – ласково улыбаясь, грустно произнёс Радан.
Это был именно он, всё такой же красивый и сильный. Только в потухших синих глазах теперь жили уже не былые радость и счастье, а гнездилась в них чёрная, неискоренимая тоска...

Первый сборник поэтессы. В статье "Женские" стихи, строгий, взыскательный и зачастую желчный поэт и критик Владислав Ходасевич, так писал о первой книге Кнорринг: "...Сейчас передо мною лежат два сборника, выпущенные не так давно молодыми поэтессами Ириной Кнорринг и Екатериной Бакуниной. О первой из них мне уже случалось упоминать в связи со сборником "Союза молодых поэтов". Обе книжки принадлежат к явлениям "женской" лирики, с ее типическими чертами: в обеих поэтика недоразвита, многое носит в ней характер случайности и каприза; обе книжки внутренним строением и самой формой стиха напоминают дневник, доверчиво раскрытый перед случайным читателем. У Кнорринг этот интимный тон более выдержан: он сказался и в темах, и словаре, и в самом звуке стиха, и даже на обложке, где почерком автора обозначено: "Стихи о себе"... Однако есть между этими книгами и существенные различия, которые, на мой взгляд, свидетельствуют скорей в пользу Ирины Кнорринг. Влияние Ахматовой (пусть даже не вполне, не до конца понятое) придает стихам Кнорринг гораздо более литературный характер. Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать "женскость" своих стихов нарочитым приемом - и это уже большой шаг вперед. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще - вкусом, покидающими ее сравнительно редко... Кнорринг женственна...Г-жа Кнорринг является в литературу шагом как будто шатким, неуверенным и порою неверным. Тем не менее хотелось бы ей предсказать более изящную литературную будущность. В ее сборнике несколько стихотворений можно назвать вполне удачными. Будем надеяться на дальнейшие встречи с этой еще неопытной, не нашедшей себя, но все-таки одаренной и чем-то милой поэтессой.

Кнорринг Ирина Николаевна - поэтесса т.н. младшего поколения «первой волны» эмиграции, или «незамеченного» поколения.

Происходила из дворянской семьи, ранние годы провела в небольшом родовом имении, где и родилась, затем в Харькове, месте службы отца, действительного статского советника, директора гимназии, члена кадетской партии, педагога-историка Н.Н.Кнорринга, в эмиграции деятеля культуры, члена правления Тургеневской библиотеки, автора ряда работ по русской истории. Учеба в гимназии была прервана в 1920, когда Ирина Кнорринг вместе с семьей покинула Харьков. С этого времени началась неустроенная беженская жизнь, кончилось последовательное систематическое образование: в течение нескольких месяцев Кнорринг побывала в гимназиях, школах Туапсе, Симферополя, Севастополя, пока семья в 1920 не очутилась в Тунисе, в Бизерте, в лагере Сфаят, где удалось вновь продолжить учебу, а затем сдать экзамены за весь школьный курс при Морском корпусе и получить «Свидетельство о зрелости» (случай едва ли не единственный в истории, как отмечают современники). Четыре с половиной года жизни в Бизерте Кнорринг, помимо учебы, посвятила изучению совр. русской поэзии, техники стиха.

В 1925 семья переехала во Францию, в Севр, а через 2 года - в Париж, где Кнорринг прожила до самой смерти. В Париже Кнорринг продолжила учебу в Франко-Русском институте, вошла в круг творческой поэтической молодежи, часто встречалась с русскими поэтами-парижанами.

В 1928 вышла замуж за молодого русского поэта Ю.Б.Бек-Софиева (1899-1975), публиковавшего свои стихи под именем Ю.Софиев, одного из организаторов «Союза молодых поэтов и писателей», автора сборника стихов «Годы и камни» (Париж, 1937).

Писать стихи Кнорринг начала с 8 лет. Неизгладимое впечатление на эмоциональную девочку произвели страшные годы Гражданской войны, скитаний, бездомности семьи. Все это нашло отражение в ее последующем творчестве. Став поэтом, Кнорринг выступила певцом своих переживаний, своего восприятия мира, происходящих событий. Она писала лишь тогда, когда стихи являлись ее внутренней потребностью, когда именно в них она могла высказать свои чувства, отношение к окружающей действительности. Как свидетельствует ее отец, «стихи складывались в ее голове как-то целиком, она просто записывала их, сразу набело, обычно без всяких помарок» (предисл. к сборнику «После всего». Париж, 1949). Кнорринг писала в 1924: «Я не умею говорить слова, / Звучащие одними лишь словами, / Я говорю мгновенными стихами, / Когда в огне пылает голова...»

Стихи Кнорринг - это своеобразный дневник значительных событий ее жизни, с удивительной точностью, подчас до мельчайших деталей воссоздающий все то, что ее волновало, что было «собственным». И закономерно, что основными темами поэзии Кнорринг стали Россия, эмиграция, беженские скитания, интимные переживания. Стихи Кнорринг как бы рассказывают историю эмиграции, не предавшей Россию, думающей о Родине, живущей ею, о тех русских людях, которые в годы Второй мировой войны встали в ряды французского Сопротивления. Трагедия этих русских, покинувших Россию, была глубоко пережита самой Кнорринг.

В 1924 в Сфаят-Бизерта молодая поэтесса пишет: «Забывать нас стали там, в России, / После стольких безрассудных лет, / Даже письма вовсе не такие, / Даже теплоты в них больше нет...» В этом же году она говорит: «Я верю в Россию. Пройдут года, / Быть может, совсем немного, / И я, озираясь, вернусь туда / Далекой, ночной дорогой».

В 1925: «Вы помните - шесть лет тому назад / Мы отошли от берегов России».

В 1933 в Париже Кнорринг создает цикл «О России» из 3 стих., в одном из которых с присущей ей искренностью говорит: «Россия! Печальное слово, / Потерянное навсегда / В скитаньях напрасно-суровых, / В пустых и ненужных годах. / Туда - никогда не поеду. / А жить без нее не могу...» В 1938: «Я уж не так молода, / Чтобы ехать в Россию». Кнорринг в 1924 создает яркую, необычайно выразительную картину беженского движения из России во время Гражданской войны в «Балладе О двадцатом годе», где рассказано об обозах, везущих тех, кто уходил от красных, о том, как покидали родной берег корабли, переполненные эмигрантами, о бессмысленности и гибельности совершавшегося: «Открытые зияли люки / У дрогнувшей ноги. / Зияли жутко, словно бездны / Неистовой судьбы. / И незаметный трап отвальный / Вел в душные гробы...»

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: "уже в бреду". / Посмотрит пульс - все медленней и глуше» (1936); «Лета не было в этом году. / Лето кануло в темном бреду» (1937); «Был день, как день. За ширмой белой / Стоял торжественный покой. / Там коченеющее тело / Покрыли плотной простыней» (1938); «Еще лет пять я вырву у судьбы - / С безумием, с отчаяньем и болью» (1939); «Дотянуть бы еще хоть три месяца. / Из последних бы сил как-нибудь» (1940); «А жить осталось так немного, / И то уж - из последних сил».

К тяжелому физическому состоянию прибавлялись неустроенность эмигрантской жизни, постоянное невольное напоминание о том, что Франция, Париж - это чужбина, что возвращение на родину невозможно: «Пересветы южных морей. / Перепевы северных вьюг - / Все смешалось в душе моей / И слилось в безысходный круг...» (1926); «Глупый друг, ты упустил одно: / Что не будет главного - России» (1930); «В этом старом убогом отеле, / В никому не нужных трудах, /За неделей скользит неделя, / За годами скользят года» (1931); «Надоело скитаться без цели, / Примитивно непрочный уют. / Одиночество темных отелей, / Одиночество темных минут» (1931); «Я в жизни своей заплуталась. / Забыла дорогу домой. / Бродила, смотрела, устала / И быть перестала собой» («О России», 1933); «Я уж не так молода, чтобы ехать в Россию. /«Новую жизнь» все равно уже мне не начать. / Годы прошли беспощадно-бесшумные-пустые / И наложили на все неживую печать» (1938). Только в стихах, обращенных к родившемуся в 1929 сыну - «белобрысому гномику», написанных с огромной материнской любовью и нежностью, звучат светлые слова радости, счастья: «Пробежимся с тобой до распятья / Вдоль сухих оголенных полей. / На ветру мое пестрое платье / Замелькает еще веселей» («В деревне. Игорю Софиеву». 1932); «Я ласкаю песней колыбельной / Слабого и нежного тебя; /Я люблю заводные игрушки, / И протяжное пенье волчка. / Пряди русых волос на подушке / И спокойный огонь камелька» (1934); «Пока горят на елке свечи/И глазки детские горят. / Пока на сгорбленные плечи / Не давит тягостный закат. <...> Смотрю на детскую улыбку. / Склоняюсь к нежному плечу, / Не называю все ошибкой / И даже смерти не хочу» (1936).

В годы Второй мировой войны, оккупации Франции в поэзии Кнорринг вновь, как и в 1930-е, в период начала жизни в эмиграции, зазвучали гражданские мотивы: «Войной навек проведена черта, / Что было прежде - то не повторится. / Как изменились будничные лица! / И все - не то. И жизнь - совсем не та» (1941); «Темнота. Не светят фонари. / Бьют часы железным боем где-то. / Час, еще далекий до зари. / Самый страшный час - перед рассветом. / <...> Час, когда, устав от смутных дел. / Город спит, как зверь настороженный, / А в тюрьме выводят на расстрел / Самых лучших и непримиренных» (1942). После вторжения германских войск в Россию Кнорринг пишет глубокое по мысли стих, о «немецком мечтательном мальчике», который «гуляет по карте Земли», «так бодро шагает вперед, / Неся разоренье и голод, / Повсюду, / Куда ни придет». И поэтесса задает вечные вопросы: «Зачем это? Кому это нужно?»: «Зачем ему русские вьюги? / Разрушенные города? / На севере или на юге - / Везде - непременно - всегда? / Зачем ему гибнуть и драться / Среди разрушений и бед. / Когда за плечами лишь двадцать / Восторгом обманутых лет?.. / И над безымянной могилой / Уже не поплачет никто. / Далекий, обманутый, милый... / За что?»

Стихи Кнорринг реалистичны, правдивы, чужды стремлению многих поэтов искать подчас вычурную «новую» форму, все подчинив этому. В некоторых строках Кнорринг звучат интонации Блока, Бальмонта, апокалипсические мотивы символистов. Особенно сильно воздействие поэзии А.Ахматовой. Но всегда перед нами самобытно мыслящая и чувствующая личность, находящая неповторимые, свойственные только ей слова для выражения своей беды и трагедии, своего мироощущения, своего восприятия времени. Лирика Кнорринг - искренние страницы в истории русской эмигрантской литературы. Это поэтика минимализма: дневнико-вость, документальность, отсутствие декоративности. Стихи Кнорринг историчны, ибо они реально показывают историю русской интеллигенции в сложный период жизни, показывают ее с новой, неожиданной стороны.

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл.Ходасевич в рецензии «"Женские" стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать "женскость" своих стихов нарочитым приемом. <...> Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще - вкусом, покидающим ее сравнительно редко. <...> Кнорринг женственна. <...> Будем надеяться на дальнейшие встречи с этой еще неопытной, <...> но все-таки одаренной и чем-то милой поэтессой» (Возрождение. 1931. 25 июня). Предвидение Вл.Ходасевича подтвердилось, чему свидетельством является отзыв Кнорринг Иванова в статье «Поэзия и поэты» на посмертную книгу стихов Кнорринг, вышедшую в 1949: «Покойная Ирина Кнорринг всегда, а в последние годы жизни особенно, стояла в стороне от пресловутого Монпарнаса, не поддерживала литературных связей, одним словом, не делала всего необходимого для того, чтобы поэта не забывали, печатали, упоминали в печати. И поэтому даже ее последняя книга почти никем не была отмечена с вниманием и сочувствием, которые она заслуживает...

Кнорринг была не очень сильным, но настоящим поэтом. Ее скромная гордость и требовательная строгость к себе, мало кем оцененные, будут, я думаю, все же со временем вознаграждены. У скромной книжки Кнорринг есть шансы пережить многие более "блестящие" книги ее современников. И возможно, что когда иные из них будут давно "заслуженно" забыты, бледноватая прелесть стихов покойной Кнорринг будет все так же дышать тихой, неяркой, но непредельно-благоуханной поэзией» (Возрождение. 1950. №10). О творчестве Кнорринг положительно высказывались Г.Адамович, Н.Оцуп, Ю.Терапиано. Н.Станюкович, поэт, прозаик, литературный критик, в поэтической форме отметил характерное для стихов Кнорринг сочетание гармонии и страдания: «...О, бесприютная душа! - / Добыча горькая изгнанья, / Как гармонично хороша / Поэма твоего страданья. / Здесь слово каждое легло, /Как вздох усталости и боли, / И смерти черное крыло / Сломило бунт ненужной воли». Г.Струве назвал поэзию Кнорринг «очень личной», «едва ли не самой грустной во всей зарубежной литературе» (Струве Г. Русская литература в изгнании. Нью-Йорк. 1956).

В 1962 А.Ахматова сказала о своеобразии поэзии Кнорринг: «По своему высокому качеству и мастерству, даже неожиданному в поэте, оторванном от стихии языка, стихи Ирины Кнорринг заслуживают увидеть свет. Она находит слова, которым нельзя не верить. Ей душно и скучно на Западе. Для нее судьба поэта тесно связана с судьбой родины, далекой и даже, может быть, не совсем понятной. Это простые, хорошие и честные стихи» (Ахматова А. Соч. М., 1986. Т.2. С.217). Стихи Кнорринг публиковались во многих эмигрантских периодических изданиях, в сборнике «Союза молодых поэтов». Как свидетельствует писатель первой эмигрантской волны В.Яновский, «эмигрантская периодическая печать в целом относилась к стихам с сугубой нежностью. От рижского "Сегодня" до "Нового русского слова" в Нью-Йорке, повсюду тщательно набирали стихи Кнорринг, Червинской, Штейгера» (Яновский В.С. Поля Елисейские. СПб., 1993. С.165).

При жизни Кнорринг вышло два сборника стихов: «Стихи о себе» (Париж, 1931; 300 экземпляров), «Окна на Север: Вторая книга стихов» (Париж, 1939; 200 экземпляров / Русские поэты. Вып.10).

В 1949 отец Кнорринг издал в Париже тиражом 226 экземпляров «После всего: Третья книга стихов (посмертная)». Обложку сделал Ю.Софиев. Произведения Кнорринг включены во все основные эмигрантские антологии русской зарубежной поэзии, изданные в Европе и США (Якорь / сост. Г.Адамович и М.Кантор. Берлин, 1936; На Западе / сост. Ю.Иваск. Нью-Йорк, 1953; Муза Диаспоры: 1920-1960 / под ред. и с предисл. Ю.Терапиано. Мюнхен, I960). На родине первые публикации стихов Кнорринг появились в 1962 в журнале «Простор» (Алма-Ата. №6), затем в 1965 в алма-атинском альманахе «День поэзии».

В 1967 в Алма-Ате издан небольшой сборник Кнорринг со странным названием «Новые стихи», включающий в основном стихи о России.

В 1993 в Алма-Ате на средства сына и внука издан самый полный сборник Кнорринг «После всего», в который вошло 127 стих. Похоронена Кнорринг на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа в символической могиле погибшего на Колыме М.О.Бек-Софиева, родственника мужа. Как вспоминает Н.Берберова, смерть Кнорринг почтили на собрании русских поэтов в 1944 после освобождения Парижа (Берберова Н. Курсив мой. Автобиография. 2-е изд., испр. и доп. Нью-Йорк, 1983. Т.2. С.513-514).

Г.В.Карпюк

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 2. З - О. с. 211-214.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Стихи о себе. Пориж, 1931;

Окна на Север: Вторая книга стихов. Париж, 1939;

После всего: Третья книга стихов (посмертная). Париж, 1949;

Новые стихи / вступ. статья А.Жовтис. Алма-Ата, 1967;

После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993;

Мы жили тогда на планете другой...: [Подборка стихов] // Антология поэзии Русского зарубежья: 1920-1990 (Первая и вторая волна): в 4 кн. / сост. Е.В.Витковский. М., 1994. Кн.3. С.140-149;

Биография

Ирина Николаевна Кнорринг родилась 21 апреля (4 мая по новому стилю) 1906 г. в селе Елшанка Самарской губернии, в родовом поместье семьи Кноррингов. Отец Ирины Николай Николаевич Кнорринг происходил из дворянского рода поволжских немцев , мать Мария Владимировна (урождённая Щепетильникова) была дочерью статского советника . Когда родилась Ирина, её родители были студентами: Мария Владимировна училась на Высших женских курсах в Москве; Николай Николаевич – на историко-филологическом факультете Московского университета . Первые годы Ирина росла в семье дяди и тети, дом которых находился рядом с их домом в Елшанке. После окончания университета Н. Н. Кнорринг был направлен в Харьков на должность директора гимназии. Вскоре туда переехала и его семья, каждое лето приезжавшая на каникулы в Елшанку. В возрасте четырёх лет Ирина научилась читать и писать; в восемь лет начала писать стихи.

Ещё будучи в Тунисе, Ирина посылала свои стихи в различные журналы и имела первый опыт публикаций. При жизни поэтессы её стихи были напечатаны на страницах эмигрантских газет и журналов: «Годы», «Грани», «Звено», «Новое русское слово », «Новый журнал », «Перезвоны» , «Последние новости», «Россия и славянство», «Русские записки», «Своими путями», «Студенческие годы», «Эос»; включены в поэтическую антологию «Якорь». В 1931 г. вышел первый поэтический сборник «Стихи о себе», в 1939 году, незадолго до войны вышел второй сборник «Окна на Север».

В начале Второй мировой войны Юрия Софиева мобилизовали во французскую армию, после её капитуляции он вернулся в Париж, став активным участником Движения Сопротивления , укрывал у себя евреев и бежавших из концлагерей советских военнопленных.

Ирина Кнорринг умерла от диабета 23 января 1943 г., похоронена на кладбище Иври, под Парижем. 7 декабря 1965 г. состоялось перенесение праха на русский участок кладбища Сент-Женевьев де Буа . Церемония была организована братом Ю. Софиева – Львом Оскаровичем Бек-Софиевым.

Судьба наследия

Юрия Софиева в 1943 г. отправили на принудительные работы в Германию. В 1945 г. он вернулся во Францию, был сотрудником газеты «Русские новости» (в 1945-1955 гг.). После войны наблюдался огромный патриотический подъём среди русских эмигрантов. Советские паспорта получили муж, сын и родители Ирины Кнорринг. Однако посол СССР во Франции А. Е. Богомолов в личной беседе не рекомендовал спешить с возвращением на родину. «Вид на жительство в СССР», первоначально выданный в 1946 г., затем неоднократно «возобновлялся» вплоть до 1955 г. – в этом году Игорь Софиев с тестем и сыном, Юрий Софиев и Н. Н. Кнорринг приехали в СССР, где были определены на жительство в Алма-Ату . Мать Ирины Мария Владимировна умерла в 1954 г. в Париже.

Н. Н. Кнорринг издал в Париже в 1949 г. третий, посмертный, сборник стихов дочери – «После всего». Вернувшись на родину, отец Ирины написал в 1959 г. книгу воспоминаний «Книга о моей дочери», однако попытки издать её окончились ничем. «Книга о моей дочери» была впервые напечатана в 1993 г. в алма-атинском журнале «Простор» , десять лет спустя книга вышла отдельным изданием. В журнале «Простор» (1962, № 6) было напечатано семь стихотворений И. Кнорринг, в 1967 г. был издан маленький сборник стихов поэтессы – «Новые стихи». В 1960-е годы Н. Н. Кнорринг подготовил к изданию дневник своей дочери, в течение нескольких лет перепечатывая на машинке её рукописные тетради, но в то время издание осуществлено не было. Только спустя сорок лет инициативу по изданию Дневника взяла на себя Надежда Михайловна Чернова – жена Игоря Софиева, хранительница семейного архива.

Поэзия Кнорринг носит очень личный характер, главное в ней - тема любви и смерти. Кнорринг пользуется библейскими образами, но она не в состоянии включить ожидание смерти в сферу вневременного духовного бытия. Она говорит о значении моральных вопросов, о необходимости принимать свою судьбу и постоянно вспоминает любовь к сыну и мужу.

Кнорринг Ирина Николаевна (1906 - 1943)
Лично знавший поэтессу Ирину Кнорринг Ю. Терапиано и вслед за ним Г. Струве говорят о ее лирике как о наиболее минорной в зарубежной русской поэзии. Ее стихи тематически и своей тональностью перекликаются с поэзией "парижской ноты". Поэтическое наследие Кнорринг (три книги, включающие около 140 стихотворений, и ряд стихотворений, разбросанных в периодических изданиях) представляет собой одну из наиболее искренних страниц в истории эмигрантской поэзии.
И.Н. Кнорринг (в браке Софиева) родилась 4 мая 1906 г. в помещичьем имении, в селе Елшанка Самарской губернии. Детство и отрочество прошли в Харькове. К тому же времени относятся и ее первые поэтические опыты. Отец поэтессы Николай Николаевич Кнорринг (1880 - 1967) был не чужд литературных интересов и позднее, уже живя в эмиграции, состоял в Союзе русских писателей и журналистов, был членом правления Тургеневской библиотеки, публиковался в зарубежных журналах, в частности напечатал статьи о Розанове, Жемчужникове и историке Ключевском. Вместе с отцом Кнорринг бежала от нового режима в переполненном товарном вагоне в Симферополь. Осенью 1920 г. она эвакуировалась в набитом до отказа беженцами трюме военного корабля в Константинополь.
Кнорринги поселились в Тунисе, в средиземноморском портовом городе Бизерта. Здесь поэтесса окончила среднюю школу. В 1925 г. она переехала в Париж. Годом раньше ее стихи появились в печати (первая известная нам публикация - в пражском журнале "Студенческие годы"). В 1925 г. она поступила в Париже во Франко-русский институт. В 1927 г. проявились первые признаки диабета, который прогрессировал, обострялся и заставлял ее время от времени ложиться в больницу. В 1928 г. Кнорринг вышла замуж за поэта Юрия Софиева, в прошлом профессионального военного, работавшего в Париже мойщиком стекол; после смерти Кнорринг он вернулся в Советский Союз. В 1929 г. у Ирины Кнорринг и Юрия Софиева родился их единственный сын.
Кнорринг много печаталась в эмигрантских повременных изданиях, включая хорошо известные в эмиграции журналы "Звено", "Перезвоны" и "Русские записки". Ее первая книга стихотворений с характерным для ее творчества интимным и исповедальным названием "Стихи о себе" была отпечатана небольшим, но типичным для эмигрантских сборников тиражом - 300 экземпляров. Второй сборник стихотворений "Окна на север" вышел незадолго до начала войны.
В первые годы жизни во Франции она встречается, в особенности на Монпарнасе, с другими русскими поэтами. В дальнейшем болезнь удерживала ее от участия в эмигрантских кружках и объединениях, которых так много возникало в 1920 - 1930-е гг. в Париже. Однако стихи ее были хорошо известны и встречали благосклонные отзывы в печати. Поэтесса жила в бедности, в трудных условиях, болезнь прогрессировала и в возрасте 36 лет, 23 января 1943 г., она умерла от диабета.
Усилиями ее отца посмертно был опубликован еще один поэтический сборник - "После всего". В книгу включены стихотворения 1924 - 1942 гг., что фактически охватывает все творчество поэтессы - от первых зрелых стихотворений и до написанных ею незадолго до смерти. Стихи Кнорринг включены в лучшие антологии русской зарубежной поэзии ("Якорь", "На Западе", "Муза диаспоры"), и это само по себе является фактом признания эстетической и историко-литературной ценности ее поэзии. Творческое наследие Ирины Кнорринг, по словам Ю. Терапиано, - "человеческий документ, повесть о суровой прозе эмигрантской жизни, о беспощадном крушении надежд". Многие из ее стихотворений носят дневниковый характер и в этом отношении перекликаются со стихами ряда других русских парижских поэтов (включая Г. Иванова). Дневниковым подходом определяется и круг тем: повседневные переживания, обращения к сыну, чувство одиночества, а временами - отчаянья. Одна из ведущих - тема любви. В любовных ее стихах некоторые критики усматривают влияние Ахматовой. Стихи эти экзистенциальны: многие из них написаны как попытка запечатлеть личное, реальное, ничем не приукрашенное переживание или житейскую ситуацию. Иногда в ее стихи врывается мемуарная тема: трагический отъезд из России или юность, прошедшая в Северной Африке. "Читая ее, как бы соприкасаешься с живым человеком", - писал о ней Н. Станюкович. Подобное впечатление дневниковости, документальности, экзистенциальности лирики зависит от системы поэтических средств, характерных для большинства стихотворений Кнорринг. Эту систему можно назвать поэтикой минимализма: в ней нет элементов декоративности или риторики; ее вообще легче характеризовать негативными определениями. Она бедна эпитетами и метафорами и не опирается на общеизвестные литературные приемы. Ритмически традиционная, она остается своего рода чистой поэзией, как бы не зависящей от конкретных реалий и тем не менее полная этих реалий: личное страдание, личное отчаянье, любовь.